Журнал Апарт №8 (1998год)
Валентин Перфильев. Строитель звука. (Рубрика "Мастер")
Человек, построивший наш инструмент, помогший ему вылупиться из деревянных заготовок, стал для нас
без малого - близким родственником. Потому что я - Михаил Столяр - ощущаю мою гитару продолжением
руки, а моя жена - Ирина - продолжением голоса. Валентин Митрофанович Перфильев не сильно обременён
наградам, регалиями и званиями; собственно, они ему ни к чему: он - Мастер.
АП"Арт Что же было, пока ты был Валей, Валентином, Валентином Митрофановичем, - до того, как появился
"гитарный мастер Валентин Перфильев"?
В.П. Вообще-то всё, что произошло, было, есть и будет - от любви к гитаре. Лет, этак, в десять, в
Иркутске, я первый раз взял в руки гитару, начал петь и даже выступать. Я очень много пел: вместе
с тёткой - любительницей романсов, в самодеятельности, в компаниях. Но с "белькантом" не вышло, а
домашнее музицирование меня не устраивало - я начал учиться. Наверное, ощущение голоса, звучащего
одновременно с гитарой, осталось ещё с того времени.
Под инструменты Перфильева звучат голоса многих бардов. Владимир Борзов, Сергей Никитин, Вадим
Егоров, Дмитрий Дихтер, Галина Крылова, братья Мищуки, издательство "АПАРТ" в полном составе -
Ирина и Михаил Столяр… Мы пели с каждой из этих гитар (кроме, разве, Никитинской) и всякий раз
поражались: голос уже затих, уже и дыхания не хватает, а гитара всё звучит; наконец остаётся только
бас, только далёкое эхо, но звук здесь - он ждёт, когда голос появится вновь. Только поющий человек
знает, как это важно - когда инструмент принимает на себя тяжесть паузы.
АП"Арт. После школы ты закончил какой-нибудь "институт гитарного строительства"?
В.П. Да нет, нормальный "человеческий" - московский архитектурный. Ничего не бывает случайно или
зря: институт дал мне колоссальный толчок в смысле понимания методов исследования любого предмета.
Из меня сделали хорошего специалиста: даже иностранцы приглашали к себе работать. Но всё, чему я
было никому не нужно - ни в Иркутске, ни в любом другом месте. С другой стороны, в Москве
я продолжал заниматься гитарой: у Мокеевой, а больше у Славского. Он-то мне и подкинул идею
попробовать сделать инструмент.
В тридцать шесть лет Валентин Митрофанович Перфильев, сотрудник одного из архитектурных учреждений
Иркутска, начал делать свой первый инструмент, чтобы сначала стать Валей, который делает гитары;
потом Валентином, у которого приличные гитары; а потом - мастером Перфильевым, которого не спутаешь
ни с кем. Например, мы отличим перфильевских "детей" не просто с закрытыми глазами, но даже по
телефону.
В.П. Первый инструмент неожиданно получился - сразу. Он теперь живёт в семье спартаковского
футболиста Мостового (я хотел его выкупить, но хозяйка сказала, как отрезала: "Членов семьи не
продаём"). Пережив свою первую удачу, я пошёл в поход за информацией; мастеровые традиции были
утеряны или разбросаны - я всё это собирал по крупицам. Забавно: мне отдавали, даже впихивали
иностранные книги с чертежами и формулами - гитарные мастера редко имели техническое образование;
мне же тут помогал мой Архитектурный: чертежи и формулы я читаю свободно. Гораздо сложнее с лаками,
но я их, всё-таки, переупрямил и больше всего напоминал себе маленького мальчика, которому
интересно: что же получится, если ЭТО разобрать. Я, правда, ЭТО собирал, но вечно в спешке, не
дорабатывал внешний вид, не успевал положить лак и торопился поставить струны: звучит или нет?
К мастеру нас отправил минский бард Володя Борзов (он уже играл на перфильевской гитаре лет пять)
В мастерской, на верстаке, мы сразу же заметили необычный БЕЛЫЙ инструмент. Только-только сделанный,
без лака, но со струнами. Попробовать новую гитару - святое дело, что мы тут же и проделали. Звук
изумительно точно поместился между нашими довольно специфическими голосами. Гитара была абсолютно
"по руке", но дело было в другом. Это был НАШ инструмент, настолько НАШ, что мыопомнились и
оторвались от него, когда метро уже закрылось. "Это я так, пробую, для себя, - сказал Валя, - да
и дерево не обычное, какой то "бакаут". Из него, говорят, втулки делают для паровозов. Как уж там
оно себя поведёт - понятия не имею". Мы не встречались потом года три. Когда же надо было играть
диплом, ни о чём другом, кроме этой гитары, и думать стало невозможно. Мы с нехорошим предчувствием
позвонили Вале. "Через три дня приезжает покупатель, нотак жалко её отдавать. Как дочку замуж".
Через час мы были в мастерской. Валентин кивнул, довольно улыбаясь: "Я знал, что вы появитесь.
Забирайте, а я как-нибудь выкручусь".
В.П. Ваш инструмент дался мне очень тяжело. Даже первичную обработку я делал вручную: уж очень
твёрдый и мощный был материал. А дерево всегда диктует - что и как делать. И почему-то я решил,
что инструмент будет обязательно хороший. Из полутора сотен своих гитар я помню несколько, и среди
них ваш. И ещё те, что делал Никитину и Окуджаве.
В октябре 1986 года мы привели Валю за кулисы Дворца спорта в Лужниках. Заканчивался большой
песенный марафон "Возьмёмся за руки друзья". Мы помогали Булату Шалвовичу в паре песен и перед
выходом решили немного порепетировать. Валентин тихо сел в углу, а потом вынул из чехла свежий,
ещё не совсем готовый инструмент: Вот. Попробуйте. А то ваша "Резоната" слегка потрескивает".
Окуджава тронул струны, легко-легко, но глубокий, удивительно мягкий звук заполнил гримёрную,
не подавляя тихого голоса барда, лишь поддерживая и обрамляя его. Через два дня Валя принёс гитару
к поезду, и в следующем городе Булат Шалвович вышел уже с ней. Даже когда в "Старой солдатской
песне" он просто положил её на колени, слушателей не покидало ощущение: юная маркитанка наруках у
полкового командира, последний вздох ещё слышен, только он один и имеет значение, тишина наполнена
им.
АП"Арт. Тебе важно для кого ты делаешь инструмент?
В.П. А как же иначе? Тембр голоса, манера, даже репертуар - всё имеет значение. Галя Крылова пела
мне часа два, и хотя купила потом готовый инструмент, делался он с ощущением её голоса; а Дихтеру
я специально придумывал гитару под "металл". При этом оба инструмента должны были звучать
одновременно, да ещё с голосами. Так же пришли ко мне Инна и Николай Гусевы, но инструмента
не купили: Коля захотел сделать его сам. У меня появился коллега-ученик.
АП"Арт. Что такое для тебя "ученик"?
В.П. Это должен быть человек, фанатически влюблённый в инструмент, готовый пожертвовать если не
всем, то многим. Я научу, с секретами я расстаюсь легко, но он должен сам дойти до многого. Коля
пошёл своим путём, у него теперь очень приличные инструменты, и над ними есть ещё "воздух". Хороший
мастер выйдет с годами…
Из письма:
… Мы были в шести странах: в Австрии, ФРГ, Швейцарии, Югославии, Франции и Словакии… Мы обошли самые
крупные гитарные магазины. Присутствовали на уроках многих профессоров, на экзаменах и концертах
различных музыкальных академий и высших школ, без устали изучали их инструменты… Мы с уверенностью
заявляем, что твои гитары не просто в числе самых лучших среди лучших мастеров мира и Европы, мы
видим в твоих гитарах особенную элегантность стиля. Особенную ясность, чистоту, гармоничность и
теплоту душевную. Лица не общие черты… Нигде нет таких колокольчиков, как у тебя в верхнем регистре!
А строгость и собранность позволяют играть музыку Баха и Скарлатти, как на замечательном клавире.
В тоже время твоему инструменту присуща Скрябинская многотембровость, выраженная в удивительном
сходстве и различии звучания регистров!..
Твои
Владимир Устинов
и Анатолий Ольшанский.
АП"Арт. Твои гитары с каждым годом становятся всё лучше и лучше. Предел существует?
В.П. А Бог его знает… Мне пока не видно…
Считается, что Инструментом владеет тот, кто на нём играет. С гитарами Мастера Перфильева всё
наоборот: скорее, они владеют своими исполнителями, становятся необходимыми, как воздух. И если
бы, уходя из дома, нам можно было взять с собой только один предмет, уложив гитару в футляр, мы
вышли бы с ощущением абсолютного спокойствия: всё, что нужно, - с собой.
|
